Три великих жизни [сборник 1968] - Вера Михайловна Корсунская

Почему же? — спросим еще раз.

Состав комиссии не позволил этого сделать.

В то время как Ламарк вынашивал идеи эволюции, Кювье произвел очень важные исследования по сравнительной анатомии и палеонтологии, а также систематике. Он умел собирать, описывать и исследовать факты с поразительной точностью.

Его величество факт — девиз Кювье, которому он и служил упорно и последовательно. Но неправильно было бы думать, что факты не перерабатывались им в обобщении и теории.

Нет, он, как и Ламарк, стремился обозреть природу в целом, чтобы дать объяснения фактам.

Но Ламарк шел от представлений о неизменяемости природы к учению о ее развитии, а Кювье, приняв однажды как истину учение о постоянстве видов, всю жизнь укреплял себя в этом и боролся против эволюционистов.

Теория постоянства видов давно и вполне четко определилась, и Кювье для «подтверждения» ее использовал все новые и новые факты. А его противник не располагал еще стройной эволюционной теорией и доказательствами ее.

Все это еще было впереди, и не Ламарку одному суждено было во всю силу помериться со сторонниками постоянства видов: время не пришло! Мысли Ламарка об эволюции животных еще только-только оформлялись, понемногу переходя из области догадок в научную теорию.

Ламарк и Кювье — два полюса научной мысли, и одни и те же факты они объясняют совершенно по-разному.

Комиссия установила, что привезенные из Египта мумии человека и животных, диких и домашних, умерших три тысячи лет тому назад, почти не отличаются от современных. Даже болезни зубов были те же, которые терзают современных людей.

Что этот факт означает для Ламарка?

Он говорит: вот великолепное доказательство древности жизни на земле. Жизнь существует уже многие миллионы лет. Три тысячи лет — ничтожный отрезок времени по сравнению со всей давностью жизни, поэтому за этот срок и не может быть каких-то особых изменений. Находки Жоффруа ясно показывают, как давно существует жизнь.

А для Кювье что значит тот же факт?

Доказательство постоянства и неизменности видов. Кювье рассуждает: жизнь на Земле существует, как говорит библия, несколько тысячелетий, следовательно, три тысячи лет — огромный промежуток времени. Значит, если даже за три тысячи лет люди и животные не изменились, то совершенно очевидно, что виды не изменяются и они постоянны.

Как же можно было согласовать такие крайние точки зрения!

Но был еще третий член комиссии, Ласепед. Что он скажет, чью сторону примет?

Ласепед предпочел воздержаться от определенного ответа, не становясь ни на ту, ни на другую сторону.

И комиссия признала возможным оставить в выводах только такую фразу: «Животные тех времен вполне схожи с современными», — не вдаваясь в объяснение этого факта.

Что мог сделать Ламарк при создавшемся положении? Решительно ничего, кроме согласия на опубликование докладной записки.

Но Ламарк не считал себя побежденным. Он — профессор, у него есть благодарная аудитория — молодежь. Там он расскажет по-настоящему о значении египетских находок, поведает о них свои сокровенные мысли и не пощадит противников.

Очередная вступительная лекция 1803 года… Ламарк разбирает значение коллекций Жоффруа для доказательства длительности жизни на Земле. Он говорит, что обыкновенно люди судят обо всем только применительно к себе, то есть по тем изменениям, которые они в состоянии заметить.

И он приводит блестящий аргумент, к которым он так хорошо умел прибегать, чтобы пояснить свою мысль.

«Мне кажется, что я слышу, как маленькие насекомые, обитающие в углу какого-то здания, эти существа, жизнь которых длится один год, заняты обсуждением дошедших до них преданий, чтобы решить вопрос, как давно существует постройка, в которой они находятся. Дойдя в своей убогой генеалогии до 25-го поколения, они единодушно решат, что здание, дающее им пристанище, вечно или, во всяком случае, существовало всегда: ведь они-то всегда видели его таким же, и им никогда не приходилось слышать о том, что оно когда-то было создано впервые».

И далее:

«Величины пространства и времени относительны. Человек должен осознать эту истину, и тогда он будет осмотрительнее в своих суждениях относительно постоянства, которое он приписывает наблюдаемому состоянию вещей в природе».

В этой лекции ярче, чем в предыдущих, Ламарк высказывается против постоянства видов. И взамен этой теории предлагает свою, черты которой складываются все определеннее.

По этим из года в год повторявшимся вступительным лекциям к курсу зоологии можно проследить, как совершенствуется его учение об эволюции живых существ. В позднейших трудах оно будет развиваться и пополняться, но следует признать его уже сложившимся в основных чертах грани XVIII и XIX веков.

Почти полвека спустя в соседней стране, в иных условиях и другой ученый изложит свои мысли подобным кратким образом, в виде небольшой записки. Потом сорок лет он станет еще и еще трудиться над созданием своего учения, воздвигая настоящую цитадель из фактов, сцементированных одной общей идеей, — так будет с Чарлзом Дарвином.

В этом смысле можно провести сравнение между значением вступительных лекций Ламарка для его дальнейших трудов с той ролью, которую сыграла записка, составленная Дарвином в 1842 году по отношению к его будущему произведению «Происхождение видов».

…Над головою Франции одна за другой проносились политические и общественные бури…

Ламарк продолжал обрабатывать свои коллекции. Все так же книги обступали его со всех сторон. Так же не упускал он случая вступить в переписку с кем-либо из ученых, чье духовное богатство вдруг заинтересовало его. Только с годами взгляд стал суровей да углубились резкие складки у рта.

Все больше занимала его одна мысль, витавшая над всеми коллекциями, гербариями — ход природы! Каков он? Как постичь